Николай Ильич Юшков – труженик тыла, живой свидетель военного времени. Он прожил богатую событиями жизнь, и несмотря на преклонный возраст, помнит всё до мелочей, даже все имена-фамилии, с кем и как в своей долгой жизни встречался.
- Что Вам запомнилось из того времени больше всего?
- Шел четвертый год Великой Отечественной войны. Конец октября, уже чувствовались осенние холода, но одно поле, засеянное пшеницей 25 гектаров, было не убрано. Уполномоченный из района дал распоряжение бросить все силы, чтобы не дать этой пшенице уйти под снег. Руководство колхоза решило вывести в поле всех, кто еще мог, как говорится, стоять и дышать, – женщин, стариков и подростков, – с серпами в руках. А я работал на жатке. Пила у жатки и лобогрейки находится от земли всего 10 см. Ниже отпустить невозможно, а стебель пшеницы всего в пяти сантиметрах от земли – дожди и ветер наклонили. И вот вывели учеников третьих и четвертого классов собирать оставшиеся колосья. Все они были обуты в лапти, верхняя
одежда – одни лохмотья с наложенными заплатами. Вёдра деревянные, тяжёлые. Тогда решили, ведра отменить, а собирать колосья в сумки, с которыми дети ходят в школу. Даже помню, картофель собирали в эти сумки.
- А какие были дети того времени? Чем взрослые отличались от, скажем, нынешних?
- Дети – есть дети. Несмотря на горе, царившее вокруг, и смеялись, и играли. И по-детски неглубоко переживали случившееся. Сложнее было взрослым, которые осознавали, что в любую минуту могли получить страшную весть о гибели близких. Но и то не унывали. Как-то ещё в начале войны меня закрепили за лошадью, чтобы я подвозил косарей на луг готовить сено. Я ещё тогда удивлялся: везу утром на работу – женщин молчат; везу вечером с работы – песни поют. И молодёжь, хотя уставали на работе сильно, но по вечерам собиралась в клубе. Кто-нибудь, хоть и неумеючи, тренькал на гармошке. Пели, плясали. Я с тех пор и не слышал, чтобы люди просто так собирались на улице, пели песни.
- Хорошо помню. Я тогда пахал. Приехал ко мне после обеда на поле полевод и сообщил, что победа, праздник, и что я могу идти домой. Какого-то особого праздника у нас не было. Просто отдохнули в этот день и всё. Может, для меня это было не так ощутимо из-за того, что мы никого с фронта не
ждали и похоронки ни на кого не получали.
А работа она с победой не закончилась. Как самого смышленого, хотя я проучился всего четыре класса, меня послали учиться на ветеринара. Работа мне нравилась, но парни подшучивали надо мной – приходилось же и роды у коров принимать. Поэтому я сбежал из колхоза и устроился в городе в ФЗО. Армия, а служил я на флоте на Дальнем Востоке, помогла мне осознать, что нужно учиться. И хотя меня там оставляли, я оказался: вернулся домой и пошёл учиться в школу рабочей молодёжи в Березовке. Затем закончил строительный техникум в Стерлитамаке. Даже в вузе поучился, но не закончил. И всю жизнь занимался строительным делом.
- Как Вы думаете, что помогало людям не сломиться в те тяжёлые годы в тылу?
- Вера в победу. Каждый понимал, что нужно забыть о себе и своих проблемах, потому что «на дворе» была одна общая беда – война. И страх конечно был. Порядки строгие. Меня самого чуть не забрали за то, что оставил на поле несжатые колоски. Как раз уполномоченный приехал в этот момент. 17 килограмм «недостачи» насчитали. Хотели сразу увезти в Камбарку в тюрьму, но председатель колхоза заступился: а кого я завтра на жатку посажу, нет у меня больше никого, говорит. Так меня и оставили, строго-настрого наказав, что если еще раз такое повторится мне не сдобровать. Я потом изучил технику и понял, почему колосья несжатыми остаются и на следующий год переконструировал её.
Политическая работа тогда тоже велась хорошо: к нам каждый раз приезжали из района читали лекции, разъясняли обстановку на фронте, внушали, какая опасность грозит стране.
- Николай Ильич. Как Вы сегодня живёте? Что думаете?
- До нынешнего года я каждый год выходил на праздник 9 Мая. У меня есть специальный пиджак с приколотыми на него медалями. Я его раз в год только на День Победы одеваю. Иду по улице – и столько людей, знакомых и незнакомых, взрослых и молодых, ко мне подходят, поздравляют, руку жмут. Это дорогого стоит. Мне от этого ещё сильнее жить хочется.